ГЛАВА ШЕСТАЯ 

I
Аркадий видя, что Валерий
Бежал стремглав в глухую ночь,
Отмерив фору, в те же двери
Степенно удалился прочь.
А Анна, медленно трезвея,
Пыталась вспомнить, что же с нею
Случилось за последний час.
Но светоч памяти угас.
Лишь в мутных образах всплывало,
Как чья-то щедрая рука
И ей и Томскому в бокал
Всё время что-то подливала,
Затем с ней кто-то танцевал,
Намёки, руки и... провал.

II
Покамест Анна в мутной неге
Брела до комнаты своей,
Давно уехали коллеги,
И с ними большинство гостей.
Безумных дам угомонили
И порознь в спальнях положили,
Нашли картёжный наш притон
И всех взашей прогнали вон.
Соседям шумным и задорным
И телеврач, и шоумен
Сдались, греха подальше, в плен,
И на ночлег пошли покорно.
Погашен свет. Покой и мгла.
И только Варя не спала.

III
Она на лестнице сидела,
Край шали в пальцах теребя,
И безучастно в ночь глядела,
И вспоминала про себя:
Аркадий с Анной в центре зала...
Нет, нет, она не ревновала.
Ей было больно за сестру.
Она увидела игру.
"Он был жесток, но бесподобен.
И пусть душа его не зла,
Чего я, дурочка, ждала?
К любви Аркадий неспособен.
И полно! Нечего реветь!
От глупых чувств пора трезветь!"

IV
Ну что ж, а я рассказ продолжу:
Близ места действа много лет
Жил, нас доселе не тревожа,
Белецкий, тот ещё сосед.
Заведовал спортивной частью, 
Дружил с полицией и властью.
Никто не знал, кто он таков.
Сказать по правде: из братков.
Из тех, кто вовремя смекнули,
Что жизнь даётся только раз,
И сделал нычку про запас,
Кто чудом уклонился пули,
И под фамилией чужой
Живёт спокойно под Москвой.

V
Белецкий малый был весёлый,
Но при весёлости своей
Почти не покидал посёлок,
Совсем не принимал гостей,
Он без малейших исключений
Блюл privacy своих владений,
Но, хоть судимость не скрывал,
С соседями не быковал.
Его в посёлке уважали
За простоту и прямоту,
Но при общеньи с ним во рту
Язык старательно держали.
Кто ж знает, чем на этот раз
Вернуться может пара фраз.

VI
Он, если что стряслось с соседом,
Мог в положение войти,
Мог чутко выслушать, и следом
На глупый подвиг развести
Он мог, сумняшеся ничтоже,
С насмешливо учтивой рожей
Спросить любого напрямик:
"Мужик ты, или не мужик?"
И собеседник вмиг терялся
Всё рвался что-то доказать,
И мог судьбу свою сломать,
Но показать себя старался
Перед Белецким "мужиком".
Ужель Вам метод не знаком?

VII
Но тем, что с просьбой обращался,
Чем мог, Белецкий помогал,
В проблемы с живостью впрягался,
Звонил и связи поднимал,
И после в счёт за то не ставил,
Держась своих, конкретных, правил.
Довольный собственной судьбой,
Сам по себе и сам с собой,
Он просто жил как часть природы,
Жизнь наблюдая как роман,
И словно Диоклетиан
Растил на грядках корнеплоды.
Один... Но нет, не одинок -
Самодостаточен. Как бог.

VIII
И именно ему-то в руки,
В потёмках выбившись из сил,
Валерий, воющий от муки,
Как рыба в сети угодил.
Белецкий выслушал поэта,
Пускай условного жилета
Не пожалел для бурных слёз,
И предложил решить вопрос,
Как полагается мужчинам.
Поэт восторженно кивал,
Немедля что-то подписал,
И тут же ангелом невинным
Уснул. С утра ж, часу в восьмом,
К Воронину пришли с письмом.

IX
Белецкий, хоть и не побрился,
Имел официальный вид,
Он сразу скромно извинился
За неожиданный визит,
Вручил от Томского посланье
И замер, словно изваянье...
"Ну, я прочёл. И в чём же цель?"
- Там всё изложено: дуэль.
"На чём, на зубочистках, что ли?"
- Нет, Томский выбрал арбалет.
"О! Узнаю тебя, поэт.
И где?" - За рощицей на поле.
"Мне кажется, мы все в бреду...
Что ж, передайте: я приду."

X
Белецкий молча удалился.
Аркадий, глядя вслед ему,
Неясной мукою томился,
Сам удивляясь, почему.
"Ну да, перерезвился малость.
Возможно, мстительная шалость
Была немного через край.
Так ты возьми и подыграй.
И обернуться всё могло бы
Невинной шуткою для всех.
А тут Белецкий, как на грех.
А помощь этакой особы
Меня не радует никак.
Ах, Томский, что ж ты за дурак!

XI
Дуэль... И что же это значит
В две тыщи эдаком году?
Нас с Томским попросту дурачат,
А мы идём на поводу.
Конечно, это злая шутка.
А всё-таки немного жутко,
Как знать, какую пакость тут
Нам уготовил этот шут.
И невозможно отказаться -
Немедля разнесётся весть,
И всё совсем не так, как есть,
Соседям будет представляться.
Хоть наплевать, а всё же вам
Я радости такой не дам!"

XII
А в тот же час, в соседнем доме
Валерий Томский, сам не свой,
В тошнотно-мертвенной истоме
Лежал с больною головой,
Как паззл слагая прошлый вечер:
Коньяк, побег, соседа речи...
Вдруг яркий луч в сознанья щель:
Дуэль! О, боже мой, дуэль!
Нет, эти глупости приснились!
Но вновь Белецкий перед ним,
Поёт торжественно, как гимн:
"Мы обо всём договорились.
Он принял вызов. Молодец!
Авось не сдрейфит под конец!"

XIII
Лишь гость ушёл, безумным смехом
Валерий огласил свой дом.
"Ну что же, раз пошла потеха,
Исполню роль. А что потом - 
Неважно." Выпив анальгину,
Он заказал себе машину
И намечал дорогой план,
Банальный, как плохой роман:
Прийти незвано и нежданно,
Холодным взором осудить...
Но не успел он в дом вступить,
Уже бежит навстречу Анна,
Свежа, румяна и бодра.
Как будто не было вчера.

XIV
"Куда вечор Вы удалились?" -
Пропел Анютин голосок.
И планы мигом испарились,
Угас обиды огонёк.
Всё глупости! Ведь вот же Анна,
Как никогда ещё желанна,
И снова ласкова, мила,
(К тому ж и голова прошла),
И снова счастье так возможно!
И Томский уж готов признать,
Что нет причины ревновать.
И не было. Так, в свете ложном
Мелькнуло что-то перед ним.
А он, как ранее, любим.

XV, XVI, XVII
Но тень сомнения омрачает
Любови ясный небосвод.
Всё чаще Томский вспоминает
Вчерашний скверный анекдот
И думает: "Что толку злиться?
Такое может повториться.
Сколь Анна ни была б мила,
Покуда есть источник зла,
Найдутся ревности причины...
А, значит, жребий мой решён!
Воронин будет посрамлён.
Мужчина я иль не мужчина?
Хоть битва будет не всерьёз,
Пускай дрожит блудливый пёс!"

XVIII
А тут же рядом, с чашкой чая,
Варвара, мертвенно бледна,
За юной парой наблюдая,
Сидела тихо у окна.
Завидовала? Разве малость.
Скорее, просто любовалась,
Забыв про горести свои,
Картиной мира и любви.
И девушка не понимала,
Зачем в такой счастливый день
Порой досады горькой тень
Лицо поэта омрачала?
А знала б - было в силах ей
От шутки злой спасти друзей?

XIX
Да, Томский выглядел устало,
В нём радости простыл и след,
Чем звонче Анна щебетала,
Тем более мрачнел поэт.
На миг светлел, и вновь в смятенье.
Что ж, перепады настроенья
Поэтам свойственны порой.
Ни с Анной, ни с её сестрой
Никак не клеилась беседа,
Все вещи падали из рук,
Был мукою пустой досуг.
Остатком званого обеда
Валерий скромно пренебрёг,
Сказал "Пока", и за порог.

XX
А дома ожиданья мука,
Запал воинственный пропал,
Хоть книгу о стрельбе из лука
Валерий честно пролистал,
(Но вряд ли понял суть предмета).
Набрал печенек из буфета
И с томиком стихов в кровать.
Но где там Пушкина читать...
Вновь в размышлениях высоких
Увяз поэт. И как итог:
Он посреди бессмертных строк
Спешит свои оставить строки,
Как Кортасаровский герой
Довольный странною игрой.

XXI
По счастью, книга не пропала
И очутилась у меня.
Признаться, смысла в тексте мало,
Зато немерено огня.
Чтоб подтвердить свои сужденья,
Даю фрагмент сего творенья:
"Где вы, счастливой жизни дни?
Повсюду недруги одни!
Былого не вернуть обратно -
Иль я убийцей стану сам
Иль, коль угодно небесам,
Рукою пущена развратной, 
Пронзая, унесёт стрела
Меня в тот мир, где мрак и мгла!

XXII
О, Анна! Светлая богиня!
Желаннейшая из невест!
Ты будешь плакать на могиле
Иль ждать из отдалённых мест?
Я знаю, это только шутка,
Но почему так сердцу жутко?
Всё мнится мне - а если?.. вдруг?..
Приди, утешь меня, мой друг.
Мне страшно, Анна. Очень скоро
Мы разлучимся, может быть.
Но невозможно отступить, -
Я не переживу позора.
Уж лучше, умирая, знать,
Что честь сумел не запятнать!"

XXIII
И далее такого бреда
Ещё страниц десятка два.
С самим собой текла беседа:
Лились слова, слова, слова...
Уж третий час, - поэт всё пишет,
Пробило пять, - а он не слышит,
В сраженье с рифмой и со сном,
Строчит всё то ж, и всё о том.
Но на словах "она прекрасна"
Валерий, наконец, уснул.
И миг спустя в гостиной гул, -
Белецкий входит громогласно:
"Всё дрыхнешь, словно фон-барон!
Вставай, пора стрелять ворон!

XXIV
Твой друг, наверное, заждался
И от волнения продрог!"
Но здесь Белецкий ошибался:
Аркадий спал "без задних ног".
Уж на востоке засветлело,
Уж нитку серую от белой
Любой незрячий отличит,
Воронин спит себе, да спит.
Вчера, как будто впавши в детство,
Мой друг изрядно покутил,
Теперь недоставало сил
Хотя б подняться и одеться.
Он сутки б спал, когда бы я
Не разбудил его, друзья.

XXV
Да, снова я. Отнюдь не чудо.
Мне самому, признаться, жаль.
Но как вы думали, откуда
Я знаю каждую деталь?
Намедни, изгнан с юбилея,
Я вышел в ночь. Гляжу, алея,
Сигара тлеет. То курил
Воронин. Он уговорил
С ним ехать, пару дней остаться.
Я согласился, мне не лень.
Кто ж знал, что ровно через день
Вдруг позовут его "стреляться".
И мне забава: арбалет
Тащу приятелю вослед.

XXVI
Мы опоздали. Слава богу, 
Что вообще смогли дойти.
Воронин забывал дорогу,
А я совсем не знал пути.
Воронин начал с покаянья:
"Прошу просить за опозданье.
Мой секундант. Ведь должен быть?
Имеет кто-то возразить?"
Белецкий был сперва сконфужен,
Но вмиг нашёлся: "Вы педант!
Что ж, секундант, так секундант.
Я вижу, вы с своим оружьем.
Колчан и стрелы, всё путём.
Ну что, друзья мои, начнём?"

XXVII
Я смерть узрел в его улыбке,
Я чувствовал - грядёт беда.
Есть случай, есть цена ошибки...
Я не сдержался: "Господа!
А не угодно ль помириться?"
Аркадий, опустив ресницы:
- Что ж, я готов. - "Ну вот уж нет! - 
Вскричал встревоженно поэт, -
Начнём! Довольно разговоров!
Здесь вам не глупый маскарад!"
Воронин быстро поднял взгляд,
Окинул всех похмельным взором:
- Ну начинать, так начинать.
Скажите лишь, куда вставать.

XXVIII
Плетясь за другом по сугробам,
Я думал: шутка, блеф, курьёз,
Но Томского увидев злобу,
Я понял: всё уже всерьёз!
Нет, чтоб за дружеским обедом
Признать случившееся бредом,
Друг друга попросить простить,
На брудершафт, и дальше жить.
Так нет, стоят, насупив брови,
Среди снегов, как два быка,
Два "настоящих" мужика.
Один, похоже жаждет крови,
Другому же, давным-давно
Что так, что этак - всё равно.

XXIX
Меж тем уж луки расчехлили,
Цевья ореховая гладь
Блестит, протёртая от пыли.
(Не век же ей в чулане спать).
Покой оружья потревожа,
Стрела размещена на ложе,
И механизмы до щелчка
Взвела уверенно рука.
Всем указав места позиций,
Меня спровадив за кусток,
Белецкий вытащил платок,
Махнул. "Теперь пора сходиться!"
И Томский, юный Дон Кихот,
Немедленно шагнул вперёд.

XXX
Оружье грозное сжимая,
Он шёл, качаясь как во сне.
Аркадий же стоял, зевая, 
И в птицу целил на сосне.
Приняв такое за усмешку,
Валерий более не мешкал,
Стрелу уверенно пустил
И ляжку недругу пронзил.
Воронин дёрнулся от боли,
Сложился, хоть и не упал,
Но тетивы не удержал. 
И птицей вырвавшись на волю,
Стрела запела, и как раз
Поэту угодила в глаз!

XXXI
Валерий вскрикнул, зашатался,
Оружье выпустил из рук,
Ещё мгновенье продержался
И рухнул. Так на вешний луг
Валится, скошен сталью острой,
Невинный цвет с раскраской пёстрой,
И этим свой кончает век.
Хромая и кровавя снег,
Воронин, позабыв увечье,
К поэту юному спешит,
На друга с ужасом глядит,
Зовёт, трясёт его за плечи,
И всё твердит: дурак, дурак!
Но тот уже сошёл во мрак,

XXXII
И сердце перестало биться.
Оставив мир во цвете лет,
С стрелой, торчащей из глазницы,
Недвижимый лежал поэт.
Ещё вчера в нём мысль резвилась,
Ещё вчера душа стремилась
Нести покой, добро, любовь,
Ещё вчера кипела кровь
От рифм и от страстей высоких.
Зачем златые дни ушли?
В какой эфир перетекли 
Все недописанные строки?
И кто бы мне ответить мог?
Возможно, бог. Но где он, бог?

XXXIII
Приятней нет в часы досуга,
Когда ненастье на дворе,
На танке переехать друга
В лихой компьютерной игре,
Иль уподобив куропатке,
Свалить его в пейнтбольной схватке,
Иль лазером холодным с плеч
Условно голову отсечь,
Иль острым словом, фразой едкой
Сразить буквально наповал,
Чтоб постепенно узнавал
Себя приятель в шутке меткой,
И понимал, когда не глуп,
Что он теперь для света труп.

XXXIV
Другое дело, если в жизни
Повержен Вашею рукой
Хоть недруг из любви к Отчизне,
Хоть друг по глупости шальной.
Себя на миг представив богом,
Отныне по каким дорогам
Ваш дух смущённый побредёт,
Какая участь память ждёт?
Быть может, повезёт забыться
В вине, во времени, в делах.
А, может, в еженощных снах
Одни и те же будут лица,
Являясь, молча упрекать?
А в чём? Уж лучше нам не знать!

XXXV
Белецкий был белее мела,
(Вот вам и бравый молодец),
Он к телу подошёл несмело,
Едва взглянув, сказал: "Конец1",
И тут же позвонил в охрану.
Мой друг, рукой зажавши рану,
Беззвучно в обморок упал.
А я, застывши, наблюдал,
Как чёрный джип с могучим рёвом
Примчался, разрезая снег,
Как пара мрачных человек
Тела в молчании суровом
Внесли в салон, закрыли дверь,
И вдаль умчался страшный зверь.
___________________________
1 - Самоцензура. Понятно, что Белецкие в такой ситуации 
используют иной лексикон. В оправдание Белецкого следует 
сказать, что многие люди в такой ситуации тоже высказались бы иначе...

XXXVI
Боюсь, поймут меня превратно,
Но у меня своя мораль.
Поэта жаль. Оно понятно.
А что, Воронина не жаль?
Вот кто остался в худшей доле,
Кто, став убийцей поневоле,
Бежал стремительно, как вор,
И долго меж Кавказских гор
В грузинском крохотном селенье
Печален, тих и нелюдим,
Гостил под именем чужим.
Вот кто достоин сожаленья!
А Томский... Что ж, такой финал
Он сам себе, увы, сыскал.

XXXVII
Он мог бы стать звездой журналов,
Литературных и иных.
Писать для модных сериалов,
За чушь не чувствуя вины,
Иль, не осилив искушений,
Солидный том своих творений
За собственный же счёт издать,
А, может, повезло б, как знать,
За гриву ухватив Пегаса,
Создать нетленную строку,
И много лет, на всём скаку 
Домчавшись до вершин Парнаса,
Творить, не ведая преград,
И классиков пополнить ряд.

XXXVIII, XXXIX
Иль всё иначе? Может, поздно,
Но повзрослев в конце концов,
Он смог понять, что всё ж не создан
Ни для страстей, ни для стихов.
Поняв сие - остепениться,
Случайным образом жениться,
И, по душе нашедши труд,
Жить так, как в общем все живут:
Водить детей в сады и школы,
Возить супругу на юга,
Порой блудить, носить рога,
Терпеть реальности уколы,
Мудреть, стареть, глупеть, хиреть,
И в час известный помереть.

XL
Друзья, к чему дебаты, пренья
О долге чести, о вине?
К чему теперь предположенья,
Кем был бы Томский, если б не...?
Поэта нет, и всё на этом.
Как наставленье тем поэтам,
Кто, вне реальности паря,
Младые годы губит зря.
Ведь что итогом? Над рекою,
Близ места, где лежал пиит,
Лишь камень памятный стоит
С одной неясною строкою.
Не то "HE"S TIRED", не то "HE TRIED"...
Увы, и здесь словес игра.

XLI
Лишь камень... Но в окрестных дачах
Вокруг него вертится мир.
Для грибников он знак удачи,
Для путников - ориентир,
Для молодёжи - место встречи,
Для малышни - кровавой сечи
Древнейший заповедный знак.
Здесь отдохнёт порой рыбак,
Домой с уловом возвращаясь.
И допивая шкалик свой,
Кивнёт седою головой,
С ним как с приятелем прощаясь,
Пожитки в узел соберёт,
Вздохнёт и далее пойдёт.

XLII
И будет думать по дороге
О бренной суете сует,
О том, где будем все в итоге,
Хоть ты рыбак, хоть ты поэт,
О той, что всякий раз нежданна,
И размышлять: А что же Анна?
Как всё она перенесла?
В чём дева юная смогла
Найти себе успокоенье?
Где нынче? Где её сестра?
Где в целом все? Et cetera...
Вы, верно, ждёте продолженья?
Что ж, не могу не рассказать.
Но позже, нужно подождать.

XLIII
Тут навалилось на работе:
Комиссия, квартальный план,
Итог не сходится в отчёте,
Начальство жжёт, в мозгах туман.
И некогда поставить точку
И набросать хотя бы строчку.
О, где вы, лучшие из дней?
Где годы вольницы моей?
Метро, автобус, проходная, -
Вот нынче мой круговорот.
С утра не рифмы космос ждёт,
А проза докладных земная,
В которой всё верней тону,
Стремительно идя ко дну.

XLIV
Друзья, какие тут романы!
Мечты мои горят огнём.
И не мечты давно, а планы.
И тех всё меньше с каждым днём.
Где всё: рюкзак, костёр, палатка?
Таблетка стала как облатка.
Сую с надеждой под язык.
И я смирился, я привык:
Не пью вина, не лезу в горы,
И пусть не порчу борозды, -
Поверхностны мои труды.
Не жизнь - сплошные разговоры.
Я в паспорт заглянул: кошмар!
Ужели я и вправду стар?!

XLV
Но как же так? Ещё ж недавно 
Неслась вприпрыжку жизнь моя!
Как было вкусно, сильно, славно!
Как было, было ж всё, друзья!
Хотелось б "есть", а лучше "будет".
Пусть доктор опытный рассудит,
Листая пухлый эпикриз.
И, может быть, судьбы каприз
Ещё вернёт благословенье
Взять высоту, увидеть даль.
А если нет, безумно жаль,
Пойду искать успокоенья
В других делах. И, может быть,
Иначе приспособлюсь жить.

XLVI
Ведь, если честно, оглядеться
Бывает страшно иногда:
Что там младенчество, что детство, -
Уж юность вспомнишь не всегда!
Конечно, можно, бросив лиру,
Себя отгородить от мира,
И в эту стену биться лбом.
Но знаю, в возрасте любом
Есть то, что в прочих просто скрыто,
И главное - уметь принять
Свои года, и просто ждать,
Когда Пегас с крылом подбитым
Вбежит в сиянии огней
В потёмки прозы наших дней.